Страниц всего: 129
[1-10] [11-20] [21-30] [31-40] [41-50] [51-60] [61-70] [71-80] [81-90] [91-100] [101-110] [111-120] [121-129]
Симонов К. М. -- Солдатами не рождаются
– «Казбек». – Дай и мне папиросу. Несколько минут оба молча курили. – Слушай, как ты посмотришь, – сказал сын. – Прости, что я об этом сейчас, но мы потом, наверно, долго не увидимся… Серпилин вопросительно взглянул на него. – Как ты посмотришь, если я временно, пока не получу жилья, перевезу сюда из Читы жену и дочь? Им там плохо и голодно. Я получил письмо, могу тебе показать. Серпилин покачал головой. Сын понял это как возражение. – Ты возражаешь? – Нет, – сказал Серпилин, – можешь не показывать, верю. – А как ты на это смотришь? – Положительно. – Значит, можно перевезти их? – обрадовался сын. – Перевози, если разрешат. – Да нет, с вызовом и с пропиской я все сделаю. Попрошу своего ...
- 21 -
– Так сложилось. – Подай рапорт, чтоб сложилось по-другому. Тем более что принял фамилию – Толстиков. Взял на себя такую смелость. А раз взял – не смей это имя ронять! Василий Яковлевич трусости сам не знал и другим не прощал. Рапорт подай завтра же. Моя помощь не требуется? – Не требуется. – Когда подашь? – Ты же сказал – завтра. В голосе сына была горечь и растерянность, но Серпилин не пожелал заметить ни того, ни другого. – Тогда все. Папиросы мне оставь. Он протянул сыну руку. И пусть через неделю или месяц окажется, что цена этому рукопожатию смерть или рана, но, услышав другой ответ, руки бы не протянул, отправил бы так, без прощанья, пусть идет на все четыре стороны! Сын вышел в переднюю. Серпилин снова сел за стол, ...
- 22 -
И об этом Гринько он, Серпилин, так до сих пор и не написал Сталину; получив орден за бои под Москвой, начал писать, а потом как снег на голову снятие с дивизии. «Вот закончим операцию в Сталинграде, и напишу: будет как раз подходящий момент», – подумал Серпилин, одновременно и оправдываясь и стыдясь. В передней зазвонил телефон, и Иван Алексеевич без предисловий сказал, что через полчаса приедет. – Как, не рано? Встал уже? Принимаешь гостей? – Принимаю! – радостно сказал Серпилин. В том, что Иван Алексеевич хочет увидеться, не сомневался, но звонка уже не ждал: на такой должности человек себе не хозяин. Положив трубку, снял с руки часы и стал заводить их. Без пяти пять. По сути, утро. «Да, поздно они там заканчивают…» ...
- 23 -
– На-ка, развертывай… Не надо, не ходи никуда, – остановил он поднявшегося было Серпилина. – Тут все имущество, до стаканов и вилок включительно. Никогда не знаешь, когда и куда поедешь, когда будешь спать и когда есть, так что у адъютанта про запас все наготове. В свертках были бутерброды с колбасой, красной икрой и сыром, вареные яйца и даже два свежих огурца. – Возвращаясь к Батюку… – Иван Алексеевич протер бумагой стаканы и поглядел их на свет. – Откровенно говоря, удивился, когда прислали тебя на утверждение. Серпилин вовсе не собирался возвращаться к Батюку, но понял, что Иван Алексеевич сознательно хочет подальше оторваться от того разговора, на который только что был вызван. – Почему удивился? – Потому что на месте Батюка и при его взгляда ...
- 24 -
И где кончается железная воля, и где начинается непостижимое упрямство, стоящее десятков тысяч жизней и целых кладбищ загубленной техники, не всегда сразу поймешь. Да, слушает, рассматривает и одобряет планы, принимает во внимание, не отмахивается от советов и донесений, как тогда, перед началом войны. Но это все до какой-то минуты – а потом последнее слово за ним, и слово это – иногда единственное верное решение, а иногда вдруг рассудку вопреки, наперекор стихиям, и никто никакими доводами уже не заставит передумать! А вся тяжесть положения в том, что оно, это его последнее слово, все равно всегда правильно, даже когда оно неправильно. И останется правильным. И виноватые в неудачах найдутся. Должны же они каждый раз находиться, если он всегда прав. А в то же время в его ...
- 25 -
Мысль об операции, которую ему впервые предстояло проводить в роли начальника штаба армии, беспокоила его уже сейчас, в самолете, не оставляя времени для других мыслей. По правде говоря, для человека в его состоянии трудно было придумать сейчас что-нибудь лучше предстоявшего ему нового дела. В глубине души он начинал сознавать это и был благодарен судьбе, которая облегчила его горе тем единственным, чем это горе можно было облегчить. – Товарищ генерал, – обратился к Серпилину сидевший напротив пего на скамейке пожилой востроносый маленький генерал-майор, – мне там, на аэродроме, сопровождавший вас подполковник сказал: вы к Батюку летите. – Да. – Тогда позвольте представиться: генерал-майор Кузьмин, Иван Васильевич, лечу туда же, к вам, принимать Сто одиннадцатую. ...
- 26 -
– Я Артемьев, – сказал Артемьев, – мне дали этот адрес… – Да, да, заходите, – протягивая руку, сказал мальчик девичьим голосом. – Я Овсянникова. Рука была маленькая, крепкая и очень горячая. – Пойдемте в комнаты… – Можно раздеться? – спросил Артемьев. – Как хотите. Я сама тут замерзла с утра, даже руки над керосинкой грела… Пойдемте лучше на кухню. – Я все же разденусь, – сказал Артемьев и, скинув шинель, вслед за девушкой в ватнике прошел через большую ледяную переднюю, мимо открытых настежь дверей в столовую, все так же, как и до войны, заставленную красным деревом. На кухне было теплее, на керосинке грелся чайник. Вдоль стены стояли узкая железная кровать и пружинный матрац с подложенными вместо козел стопками книг. На м ...
- 27 -
– Через два месяца я сама пошла туда, на эту явку, – сказала Таня. – Было очень нужно все-таки послать кого-нибудь, но меня сначала не пускали, боялись: вдруг, когда ее там мучили… Артемьева передернуло при этих словах. – …но потом два месяца с этой врачихой ничего не было, и стало уже ясно, что Маша ничего не сказала, и тогда меня все-таки послали. В ту последнюю ночь, когда она уходила в Смоленск, а я тоже уходила с отрядом на операцию, мы обещали друг другу, что, кто из нас вернется на Большую землю, разыщет родных и расскажет… Видите, сколько времени прошло, и все-таки нашла вас. Совсем случайно: вчера утром была у нашего командира бригады в гостинице «Москва», а у него сидел генерал-майор, который сказал, что знал Машу и знает вас. Она замолчала и, как школь ...
- 28 -
– А она вернуться думает? – Собирается. С мужем. Надежда, когда встретились, говорит мне: у матери у моей теперь муж новый, на двенадцать лет ее моложе. Зубной техник. Она, значит, врач, а он техник. Она, значит, своей бормашиной жужжит, а он для ней золото на коронки ворует. Потому если не ворует, где его взять теперь? Надежда мне говорит: «Мать давно, говорит, меня сверлит, чтобы я ей в Москву пропуск устроила, а я, говорит, не хочу, зачем мне в Москве такое божье наказанье, да еще со своим техником!» – Ну, а вернутся – как все же будет? – спросил Артемьев. – Не пойду обратно в работницы. Пока война идет, за ранеными буду ходить. А как кончится, помирать в деревню уеду. – А как с ней уживетесь, если не будете у нее работать? – А что мне с ней уж ...
- 29 -
В голосе ее послышалась горечь, но в самой этой горечи было что-то суетное, не вызывавшее сочувствия. – Эх, – сказал Артемьев, – что вспоминать, когда и как до войны сидели – ближе, дальше… Слава богу, что Москву не отдали, и то хлеб! – Ты не веришь, что я его любила? – вдруг спросила она. – Какое это имеет значение? – А все-таки, – настаивала она. – Тогда не верил. – Да, тогда я его не любила, – сказала она. – А потом… – Она слегка склонила набок голову, словно приглядываясь к прошлому, помолчала и сказала: – Любила или не любила, все равно страшно! Несколько месяцев ходила как сумасшедшая, до самой эвакуации… – А ты разве уезжала? – спросил Артемьев. – Нет, просто, когда началось все это в Москве, меня словно из оцепенени ...
- 30 -
Страниц всего: 129
[1-10] [11-20] [21-30] [31-40] [41-50] [51-60] [61-70] [71-80] [81-90] [91-100] [101-110] [111-120] [121-129]