Страниц всего: 135
[1-10] [11-20] [21-30] [31-40] [41-50] [51-60] [61-70] [71-80] [81-90] [91-100] [101-110] [111-120] [121-130] [131-135]
Гончаров И. А. -- Обрыв
— Вот сквозь землю провалиться! Дай бог до утра не дожить… — Перестань клясться! На той неделе ты выпросилась ко всенощной, а тебя видели в слободке с фельдшером… — Не я, барыня, дай бог околеть мне на этом месте… — Как же Яков тебя видел? Он лгать не станет! — Не я, барыня, должно быть, черт был во образе моем… — Прочь с глаз моих! Позвать ко мне Савелья! — заключила бабушка. — Борис Павлыч, ты барин, разбери их! — Я ничего не понимаю! — сказал он. Савелий встретился с Мариной на дворе. До ушей Райского долетел звук глухого удара, как будто кулаком по спине или по шее, потом опять визг, плач. Марина рванулась, быстро пробежала через двор и скрылась в людскую, где ее встретил хохот, на который и она, отирая передником слезы ...
- 41 -
— Скажите, бабушка: Марина одна такая у нас, или… Бабушка сердито махнула рукой на дворню. — Все в родстве! — с омерзением сказала она. — Матрешка неразлучна с Егоркой, Машка — помнишь, за детьми ходила девчонка? — у Прохора в сарае живмя живет. Акулина с Никиткой, Танька с Васькой… Только Василиса да Яков и есть порядочные! Но те все прячутся, стыд еще есть: а Марина!.. Она плюнула, а Райский засмеялся. — Сейчас же пойду, непременно набросаю очерк… — сказал он, — слава богу, страсть! Прошу покорно — Савелий! — Опять «непременно»! — заметила бабушка. Он живо вскочил и только хотел бежать к себе, как и бабушка, и он, оба увидали Полину Карповну Крицкую, которая входила на крыльцо и уже отворяла дверь. Спрятаться и отказать не было возможнос ...
- 42 -
Ему любо было пока возиться и с бабушкой: отдавать свою волю в ее опеку и с улыбкой смотреть и слушать, как она учила его уму-разуму, порядку, остерегала от пороков и соблазнов, старалась свести его с его «цыганских» понятий о жизни на свою крепкую, житейскую мудрость. Нравился ему и Тит Никоныч, остаток прошлого века, живущий под знаменем вечной учтивости, приличного тона, уклончивости, изящного смирения и таковых же манер, все всем прощающий, ничем не оскорбляющийся и берегущий свое драгоценное здоровье, всеми любимый и всех любящий. Иногда, в добрую минуту, его даже забавляла эксцентрическая барыня, Полина Карповна. Она умела заманить его к себе обедать и уверяла, что он Близок к тому или неравнодушен к ней, но скрывает, или sur le point de l'etre, но противится и нем ...
- 43 -
— Такой, как ты есть, — сказал Райский — Нет… — Она задумчиво покачала головой. — Я многого не понимаю и оттого не знаю, как мне иногда надо поступить. Вон Верочка знает, и если не делает, так не хочет, а я не умею… — И ты часто мучаешься этим? — Нет: иногда, как заговорят об этом, бабушка побранит заплачу, и пройдет, и опять делаюсь весела, и все, что говорит отец Василий, — будто не мое дело! Вот что худо! — И больше нет у тебя заботы, счастливое дитя? Как будто этого мало! Разве вы никогда не думаете об этом? — с удивлением спросила она. — Нет, душенька: ведь я не слыхал отца Василья. — Как же вы живете: ведь есть и у вас что-нибудь на душе? — Вот теперь ты! — Я! Обо мне бабушка заботится, пока жива… — А как она ...
- 44 -
— И будь статуей! Не отвечай никогда на мои ласки, как сегодня… — Отчего? — Так; у меня иногда бывают припадки… тогда уйди от меня. — Не дать ли вам чего-нибудь выпить? У бабушки гофманские капли есть. Я бы сбегала: хотите? — Нет, не надо. Но ради бога, если я когда-нибудь буду слишком ласков или другой также, этот Викентьев, например… — Смел бы он! — с удивлением сказала Марфенька. — Когда мы в горелки играем, так он не смеет взять меня за руку, а ловит всегда за рукав! Что выдумали: Викентьев! Позволила бы я ему! — Ни ему, ни мне, никому на свете… помни, Марфенька, это: люби, кто понравится, но прячь это глубоко в душе своей, не давай воли ни себе, ни ему, пока… позволит бабушка и отец Василий. Помни проповедь его… Она молча слуш ...
- 45 -
— Так вот вы какой артист! — весело заметил Райский. — А вы какой? Расскажите теперь! — просил Марк. — Я… так себе, художник — плохой, конечно: люблю красоту и поклоняюсь ей; люблю искусство, рисую, играю… Вот хочу писать — большую вещь, роман… — Да, да, вижу: такой же художник, как все у нас… — Все? — Ведь у нас все артисты: одни лепят, рисуют, бренчат, сочиняют — как вы и подобные вам. Другие ездят в палаты, в правления — по утрам, третьи сидят у своих лавок и играют в шашки, четвертые живут по поместьям и проделывают другие штуки — везде искусство! — У вас нет охоты пристать к которому-нибудь разряду? — улыбаясь, спросил Райский. — Пробовал, да не умею. А вы зачем сюда приехали? — спросил он в свою очередь. — Сам не знаю ...
- 46 -
— Приписывают, — начал Райский, — стало быть, это не настоящая ваша роль? — Экие вы? я вам говорю, что у меня нет роли: ужель нельзя без роли прожить?.. — Но ведь в нас есть потребность что-нибудь делать: а вы, кажется, ничего… — А вы что делаете? — Я… говорил вам, что я художник… — Покажите же мне образчики вашего искусства — Теперь ничего нет: вот, впрочем — безделка: еще не совсем кончено… Он встал с дивана, снял холстину с портрета Настеньки и зажег свечу. — Да, похож! — сказал Марк, — хорошо!.. «У него талант!» — сверкнуло у Марка в голове. — Очень хорошо бы… да… голова велика, плечи немного широки… «У него верен глаз!» — подумал Райский. — Лучше всего этот светлый фон в воздухе и в аксессуарах. Вся фиг ...
- 47 -
— О чем вы думаете? — спросил Марк. — Угадайте, вы мастер угадывать. — Вы раскаиваетесь, что зазвали меня к себе. — Почти… — отвечал Райский нерешительно. Остаток вежливости мешал ему быть вполне откровенным. — Говорите смелее — как я: скажите все, что думаете обо мне. Вы давеча интересовались мною, а теперь… — Теперь, признаюсь, мало. — Я вам надоел? — Не то что надоели, а перестали занимать меня, быть новостью. Я вас вижу и знаю. — Скажите же, что я такое? — Что вы такое? — повторил Райский, остановясь перед ним и глядя на него так же бесцеремонно, почти дерзко, как и Марк на него. — Вы не загадка: «свихнулись в ранней молодости» — говорит Тит Никоныч: а я думаю, вы просто не получили никакого воспитания, иначе бы ...
- 48 -
XVI Рано утром легкий стук в окно разбудил Райского. Это Марк выпрыгнул в окошко. «Не любит прямой дороги!..» — думал Райский, глядя, как Марк прокрадывался через цветник, через сад и скрылся в чаще деревьев, у самого обрыва. Борису не спалось, и он, в легком утреннем пальто, вышел в сад, хотел было догнать Марка, но увидел его уже далеко идущего низом по волжскому прибрежью. Райский постоял над обрывом: было еще рано; солнце не вышло из-за гор, но лучи его уже золотили верхушки деревьев, вдали сияли поля, облитые росой, утренний ветерок веял мягкой прохладой. Воздух быстро нагревался и обещал теплый день. Райский походил по саду. Там уже началась жизнь; птицы пели дружно, суетились во все стороны, отыскивая завтрак; пчелы, шмели жужжали ...
- 49 -
— Да, да, с удовольствием, — говорил Райский, продолжая изучать ее физиономию, движения, каждый взгляд, улыбку. s278 Взгляд ее то манил, втягивал в себя, как в глубину, то смотрел зорко и проницательно. Он заметил еще появляющуюся по временам в одну и ту же минуту двойную мину на лице, дрожащий от улыбки подбородок, потом не слишком тонкий, но стройный, при походке волнующийся стан, наконец мягкий, неслышимый, будто кошачий шаг. «Что это за нежное, неуловимое создание! — думал Райский, — какая противоположность с сестрой: та луч, тепло и свет; эта вся — мерцание и тайна, как ночь — полная мглы и искр, прелести и чудес!.» Он с любовью артиста отдавался новому и неожиданному впечатлению. И Софья, и Марфенька, будто по волшебству, удалились на далекий план, и скуки ...
- 50 -
Страниц всего: 135
[1-10] [11-20] [21-30] [31-40] [41-50] [51-60] [61-70] [71-80] [81-90] [91-100] [101-110] [111-120] [121-130] [131-135]