Толстой Л. Н. -- Избранные дневники 1895-1910 годы

- 49 -

← Предыдущая страница | Следующая страница → | К оглавлению ⇑

[…] 6) Как хорошо, облегчительно чувствовать и признавать себя виноватым. Все запутанное и трудное сразу объясняется и облегчается.

7) Задумался о том, правда ли, что благо человека только в увеличении в себе любви. Отчего же этого нет теперь во всех людях? А оттого же, отчего этого не было во мне 30 лет тому назад. Как человек растет, так и человечество.

[…] 9) Человек не знает, что хорошо, что дурно, а пишет исследование об упавшем аэролите и о происхождении слова «куколь»!

12 октября. Ясная Поляна. 1907. Здоровье — хорошо, а на душе — рай — почти рай. Все больше и больше входит в жизнь то, чтобы, не думая о себе для себя (тела) и о себе в мнении других, жить любя. И удивительно радостно. Должно быть, от возраста, освободившего от страстности: в гневе, похоти, славе людской; но думаю, что возможно и всем. Много получаю писем, и очень хороших. Письмо Иконникова таково, что, слушая его, расплакался, как старушка*. И хорошо. Очень хорошо. Записать надо одно не из книжечки:

1) Говорят, говорю и я, что книгопечатание не содействовало благу людей. Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздействия людей друг на друга: железные дороги, телеграфы, — фоны, пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества и все, что называется «культурой», никак не содействовало в наше время благу людей, а напротив. Оно и не могло быть иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной жизнью. Если большинство безнравственно, то средства воздействия, очевидно, будут содействовать только распространению безнравственности.

Средства воздействия культуры могут быть благодетельны только тогда, когда большинство, хотя и небольшое, религиозно-нравственно. Желательно отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только одновременно и немного позади нравственного движения. Когда же культура перегоняет, как это теперь, то это — великое бедствие. Может быть, и даже я думаю, что оно бедствие временное, что вследствие превышения культуры над нравственностью, хотя и должны быть временные страдания, отсталость нравственности вызовет страдания, вследствие которых задержится культура и ускорится движение нравственности и восстановится правильное отношение.

Все занят, и очень усердно, детским «Кругом чтения», и хотя медленно, но подвигаюсь. Нынче думал, что сделаю три «Круга чтения». Один — по отделам, детский; другой — такой же для взрослых. Третий — без отделов, но исправленный старый*.

20 октября 1907. Ясная Поляна. Запнулся в своей работе. И два дня ничего не делал. Очень не нравится мне перечисление грехов и соблазнов. Нынче как будто немного распутываюсь. За это время был нездоров и теперь еще не справился — желудком. Были посетители: Заболотнюк, отказывается от военной службы, и нынче Новичков. Получаю телеграммы угрожающие и страшно ругательные письма. К стыду своему должен признаться, что это огорчает меня. Осуждение всеобщее и озлобление, вызванное письмом, так и осталось для меня непонятно. Я сказал то, что есть, и просил напрасно не тревожиться и меня оставить в покое. И вдруг… Удивительно и непонятно*. Одно объяснение — что им приятно думать, что все, что я говорил и говорю о христианстве, ложь и лицемерие, так что можно на это не обращать внимания. Был Сутковой — едет в Самару. […]

26 октября 1907. Ясная Поляна. Долго — недели три, если не больше — был в низком состоянии духа. Не было больше радости жизни и теснившихся радостных и нужных и важных (для меня) мыслей и чувств. За это время особенно дурного ничего не сделал. Все работал над «Кругом чтения». Нынче решил изменить в нем многое. Дней шесть, как возобновил уроки с детьми. Не особенно хорошо. Хуже, чем я ожидал. Гусева арестовали*. Были посетители: Новичков, Лиза, нынче Олсуфьев, Варя, Наташа. Нынче первый день я проснулся духовно, поднялся на прежнюю ступень, может быть, даже немного выше. […] Записать надо еще:

4) Со временем идет духовный рост, освобождение духовного начала, как в отдельном человеке, так и во всем человечестве. И двигаются вперед люди если не боками, то мозгами, а то и тем и другим вместе. Разумеется, и приятнее и успешнее двигаться мозгами, чем боками. И потому усилия людей, желающих ускорить движение, должны быть направлены на деятельность разумную, сознательную, а не на стихийную, бессознательную.

5) Жизнь это неперестающий рост духовный. Но в детстве, юности, когда вместе с духовным ростом совершается рост телесный, люди легко принимают рост телесный за всю жизнь и отдаются ей, забывая жизнь духовную. Ошибка обозначается, когда тело начинает разрушаться, но исправление ее бывает трудно от силы инерции, привычки.

[…] 8) Странно, что мне приходится молчать с живущими вокруг меня людьми и говорить только с теми далекими по времени и месту, которые будут слышать меня.

8 ноября 1907. Ясная Поляна. Казалось, что недавно записывал, а почти две недели. Дня три тому назад был в Крапивне у Гусева. Очень тяжелое и значительное впечатление. Хочется писать об этом и еще драму о Булыгине-сыне*. Очень радостное впечатление от их жизни. Вчера были посетители: Соломко, бывший депутат — ничтожный, и Широков, раздраженный, но искренний человек. Записать:

1) Чем больше себялюбие, тем труднее понять другого, перенестись в другого, а в этом все. И наоборот.

2) Всякий дурной поступок, а также и добрый оставляет главные последствия в себе; последствия: усиления дурной или доброй привычки.

[…] 10) Самое трагикомическое в нашем христианстве то, что оно вводится и распространяется между бедными и слабыми — сильными и богатыми, теми самыми, существование которых отрицается христианством.

[…] 13) Отчего неразумны так называемые — образованные? Оттого, что головы их набиваются ненужными пустяками, выдаваемыми им за самое важное.

22 ноября 1907. Ясная Поляна. Очень хорошо, умиленно радостно себя чувствую и — удивительная вещь — забыл все — забыл, кто Гусев, за что он сидит. С утра встал и умиленно думал и чувствовал об Андрюше и написал ему письмо. Искал и не мог найти записанный план своей статьи*. Так казалось хорошо и важно, а теперь ничего не помню. Все думается о драме. Хорошо бы.

Все это время — напряженно занят «Кругом чтения». Начерно кончил, но работы бездна. Если в день составлять — то есть исправлять пять, шесть изречений, то работы больше, чем на год, на четыреста дней. А почти уверен, что этого не проживу. Чем ближе смерть, тем сильнее чувствую обязанность сказать то, что знаю, что через меня говорит бог. И тем больше чувствую это необходимым, что тут уже нет личного, славы людской. Записать:

[…] 5) Жалуешься на жизнь, а только вспомни, сколько людей любят тебя.

6) Любить — благо, быть любимым — счастье.

[…] 8) Да, праздность — мать всех пороков, в особенности умственных: ложных рассуждений: политика, наука, богословие.

9) Если богатый совестлив, то он стыдится богатства и хочет избавиться от него; а избавиться от него почти так же трудно, как бедному разбогатеть. Трудность главная — семья. Привычки можно преодолеть, но — семья.

10) Упрекать в гордости можно и должно только себя. А то всякое несогласие представляется гордостью.

[…] 12) Видел во сне, что устраиваю чью-то спальню, и что для устройства ее мне нужно спросить кого-то на той же улице. Я иду, захожу в дом; меня не узнают, но я дохожу до хозяина; он спрашивает, что мне нужно? И я, к досаде, чувствую, что забыл. Делаю усилия вспомнить. И эти усилия будят меня. И я в бдящем состоянии стараюсь вспомнить и не могу. И я понимаю, что то, зачем я шел во сне, я и не знал, но увидал во сне только то, что «я забыл». Все, что я видел, как мне казалось перед этим, все это было без времени. Только просыпаясь, я все это расположил во времени. Не то ли мы делаем в нашей жизни? Все, что мы (как нам кажется) переживаем, все это уже есть, а мы только располагаем это во времени. То, что все есть, и ничего в нашей жизни не происходило, не двигалось, мы узнаем, когда будем умирать (просыпаться), как я узнал, проснувшись, что я не забыл, а только видел во сне, что забыл. (В записной книжке записано: «неясно». Но я не согласен.)

[…] 15) Правительство русское знает и не может не знать, что у нас все держится на религии, и себя основывает на религии, но та религия, на которой оно основывает себя, была нетверда и прежде; теперь уже совсем не держит. […]

29 ноября 1907 Ясная Поляна. Только неделю не писал, а кажется ужасно долго. Так полна жизнь. Записать нужно довольно много, но нынче не буду. Запишу только самое существенное, то, что испытываю сейчас уже благотворность той душевной деятельности, которой я отдался. В самом телесно дурном состоянии и расположении духа — мне хорошо. Мало того, что хорошо, — радостно. Как удивительно, de gaiet? de c?ur[59] губят свои жизни люди, попуская себя на раздражение. Все в «табе», как говорил Сютаев. Смотри с любовью на мир и людей, и он так же будет смотреть на тебя. Все занят «Кругом чтения» и, кажется, подвигаюсь. Сережа, Маша, Андрюша — со всеми мне хорошо. Записать из книжки денной:

1) Сначала кажется странным, почему человек, сделавши злое дело, становится еще злее. Казалось бы, ему надо успокоиться: он сделал то, что хотел. А это оттого, что сознание, совесть упрекает его, и ему надо оправдаться, если не перед другими, то перед самим собою, и для оправдания он делает зло новое with a vengeance[60].

2) Пища только тогда законна, когда возможны и желательны последствия ее — труд. Точно так же и половое общение — только тогда, когда возможны и желательны последствия его — дети.

3) Насколько животные целомудреннее людей: только до оплодотворения.

4) Лиха беда начать. Целомудренный стыд — могучее средство предохранения. А наше искусство притупляет, уничтожает его.

Сейчас примусь за первый отдел «Круга чтения».

Здесь Сережа и Маша.

Страшно давно не писал. Нынче, 16 декабря 1907. Ясная Поляна. 29 ноября упал с лошади, зашиб руку. Теперь проходит. За это время много было, все больше и больше, хороших писем. Нисколько не увлекаюсь и не желаю распространения, как бывало прежде, а просто рад, что мог и могу служить людям хоть чем-нибудь. Как странно, что вместе с добротой приходит смирение — скромность. Мне теперь не нужно, как прежде, притворяться смиренным. Как только работа в себе, так сейчас видишь, что не только гордиться, но радоваться не на что. Радуюсь только на то, что мне незаслуженно хорошо, и что ближе к смерти, то все лучше и лучше.

Все занят «Кругом чтения». Главное — порядок отделов. Кажется, теперь близко к концу распределение, редакция же самых мыслей — еще огромная работа. Переписаны только три. Был Андрей с новой…* Очень было тяжело, хотя старался, как мог, и ничем не провинился. С Сережей, со всеми хорошо, даже со стражниками. «Радуйся, если тебя ругают». Записать надо, кажется, очень многое. Гусева все не выпускают, хотя давно, с 22 обещали и в Туле и в Петербурге*. […]

[…] 21) Грехи свои человек чувствует, как зло, и страдает от них, соблазны он уже не чувствует, а суевериями гордится.

- 49 -

← Предыдущая страница | Следующая страница → | К оглавлению ⇑

Вернуться
Яндекс.Метрика