Толстой Л. Н. -- Избранные письма 1842-1881 годы

48. Т. А. Ергольской

<перевод с французского>

1855 г. Сентября 4. Севастополь.

Дорогая и чудесная тетенька!

27-го в Севастополе произошло большое и главное дело. Я имел счастье и несчастье прибыть в город как раз в день штурма; так что я присутствовал при этом и даже принял некоторое участие, как доброволец. Не пугайтесь: я почти не подвергался никакой опасности. 28-е, день моего рождения, второй раз в моей жизни было для меня памятным и печальным днем: в первый раз, 18 лет тому назад, это была смерть тетушки Александры Ильиничны;* теперь — потеря Севастополя. Я плакал, когда увидел город объятым пламенем и французские знамена на наших бастионах; и вообще во многих отношениях это был день очень печальный. Валентин Колошин, которого я здесь очень полюбил, пропал*. Я не писал его родителям, потому что я надеюсь еще, что он взят в плен. На запрос, который я послал в неприятельский лагерь, не пришло еще ответа. Я не могу объяснить себе, дорогая тетенька, молчания всех, кому я пишу постоянно: вас, Валерьяна, Маши, Николеньки*, Сережи. В эти последние дни мысль бросить армию совсем приходит мне в голову все чаще и настойчивее. Я вижу, что сделать это мне будет легко, но, чтобы решиться на этот шаг, я хотел бы иметь ваше одобрение. И вот, кроме желания сделать вам удовольствие, успокоив вас на мой счет, главная цель этого короткого и несообразного письма. До свидания, дорогая тетенька, добрая и бесценная тетенька! Тысячу и тысячу раз целую ваши руки, — верьте мне, что я не перестаю о вас думать.

Ваш Лев Толстой.

4 сентября 1855 г.

49. M. H. Толстой

1855 г. Ноября 20. Петербург.

Милый друг Маша!

Письмо это, боюсь, будет безалаберно, потому что писано второпях, но зато так, как ты хотела, сейчас же после моего приезда* и свидания с Иваном Сергеевичем*. Приехав вчера в Петербург в 9 часов, я тотчас же поехал в баню, убедившись, однако, наперед, что Тургенев будет дома до 12 часов. Из бани, напившись чаю, я побежал к нему и встретил его в то время, как он выходил, чтоб ехать ко мне, потому что человек его говорил ему, что какой-то приехавший граф Толстой присылал спрашивать, будет ли он дома. Мы с ним сейчас же изо всех сил расцеловались. Он очень хороший. С ним вместе поехали к Некрасову, у которого обедали и до 8 часов сидели и играли в шахматы. Он выиграл 2, я одну, но я был не в духе, а он со мной не сладит. Нынче я перееду к нему. Он очень просит, и мне хочется, но боюсь, что мы будем мешать друг другу, однако попробуем*. Больше всего я его полюбил за то, что он вас — тебя и Николеньку и Валерьяна* так любит и ценит. Некрасов интересен, и в нем много доброго, но в нем нет прелести, привязывающей с первого раза. Он очень плох. Портрет же его я тебе непременно достану*. Нынче готова моя форма, и я делаю визиты официальные. Прощай, душа моя, пиши мне, целуй Валерьяна и детей. Тургенев все спрашивал, как далеко проскочила от меня пуля, и говорит, что со вчерашнего же вечера поведет батареи, чтоб меня не впускали назад в армию, а я ему говорю, что и сам этого хочу, но ни за что не сделаю ни одного шага для этого, и ежели он хочет делать, то делал бы так, чтоб я не знал, а то я ему помешаю. Еще раз прощай, милый друг, кажется, что я здесь приятно и с пользой проведу несколько времени, ежели сам себе не испорчу, а там Тургенев обещает ехать со мной вместе в Тулу на выборы.

20 ноября.

50. А. А. Краевскому

1855 г. Декабря 31. Петербург.

Я немного увлекся желанием сделать вам приятное, милостивый государь Андрей Александрович, сказав в последний раз, что я был у вас, что я обещаю в ваш журнал и в нынешнем году «Роман русского помещика». Роман этот еще далеко не кончен и не отделан; поэтому ежели вы будете в числе ваших сотрудников поминать меня, то пожалуйста, не называйте именно что я обещал. В том же, что к февралю или марту я непременно доставлю вам статью, вы можете быть уверены*.

Истинно уважающий и преданный

вам гр. Л. Толстой.

Я пишу вам потому, что завтра на 28 дней еду в Москву.

1856

51. Н. А. Некрасову

1856 г. Февраля конец. Петербург.

Кое-что я переделал, переписал и сократил, но признаюсь, еще переписывать бы не хотелось. Ежели не слишком дурно написано, особенно последний лист, то отдавайте в типографию*. Я постараюсь зайти к вам утром. До свиданья.

Гр. Л. Толстой.

52. M. H. Толстой

1856 г. Апреля 14. Петербург.

14 апреля.

С праздником, милый друг Маша!

Не стану извиняться, что тебе давно не писал, уж это столько раз было и все-таки не мешало нам любить друг друга и быть уверенным в этом. Хотя оно очень скверно. Я теперь живу здесь в ожидании отпуска*, который, как говорят, выйдет не раньше, как через полторы недели. Уехать хочется ужасно с тех пор, как серьезно стало похоже на весну, хотя мне здесь не скучно. Но не думай, чтобы не скучно было оттого, что много развлечений, напротив — здесь как-то хорошо работается, и я пописываю. Как ты нашла «Метель»?* Боюсь, что она тебе не понравилась, и ждал и жду твоего суда. Хотел ее тебе посвятить, да не стоило. Теперь я на днях кончил довольно длинную повесть «Отец и сын», которую вчера прочел Ивану Сергеевичу. Он хлопал себя по ляжке и говорил, что прелестно, но, признаюсь, я ему не очень верю. Он слишком легко восторгается*. Кстати, он был на днях серьезно болен, отчасти и мнительностью. Выдумал какую-то болезнь «бронхит», а я уверяю его, что бронхит не болезнь, а камень, и что даже такой у Валерьяна есть. С Григоровичем я познакомился здесь*, и он мне очень понравился, тем более, что он тебя ужасно уважает и ценит. Ему очень хочется посвятить тебе первое, что он напишет*. Как понравился тебе его «Пахарь»?* Некрасов выезжает, и я сказал сделать свой портрет. Кроме того, не раз он мне обещал приготовить для тебя все свои ненапечатанные стихи, но то не все, то дурно написаны, и все откладывал. Кроме того, по моему предложению, все литераторы сделали фотографическую группу: Тургенев, Григорович, Дружинин, Гончаров, Островский и я*, и эту группу я тебе пришлю. Спроси у Натальи Петровны*, что значит три ужасно ясные памятные сна, которые я видел эти три дня: 1) я вертел стол, и стол мне сказал: что меня женят в Москве, и даже назвал, на ком, и что я буду очень счастлив, 2) у меня зуб выдернули и 3) вчера, что будто ты сошла с ума, и я тоже. Прощай, милый друг, тысячу раз целую тебя, Валерьяна и детей. Пожалуйста, отвечай немедленно.

На место Нессельроде назначен Горчаков Александр. Долгоруков, военный министр, сменен.

53. Д. В. Григоровичу

1856 г. Мая 5. Петербург*.

Давно, давно собирался вам написать, во-первых, о впечатлении чрезвычайно выгодном, которое произвел ваш «Пахарь», и что я знаю об этом впечатлении, а во-вторых, о впечатлении прекрасном, которое произвела на меня ваша апрельская часть «Переселенцев»*. Теперь ничего не напишу исключая того, что ужасно вас люблю и желаю вас поскорей видеть. Я и Дружинин сбираемся ехать в Москву 8-го числа и пробыть у Боткина с недельку*. Приезжайте, душенька, пожалуйста*. Мы проведем время отлично, и, может, можно будет вас увезти к нам на недельку, то есть ко мне, к сестре и к Тургеневу.

Ваш гр. Л. Толстой.

Не думайте о своих долгах разным Андреасам*, а примите к сведению, что нынешнего лета больше никогда не будет*.

Я все-таки не верю, что вы развратный человек*.

Я знаю, что для вас все-таки дороже всего спасительно-нравственное уединение и искусство*.

Не верь тому, что пишет Гончаров,

Зане он по душе завистлив и суров*.

5 мая.

54. Т. А. Ергольской

<перевод с французского>

1856 г. Мая 10. Петербург.

10 мая.

Дорогая тетенька!

Вы, наверное, беспокоитесь, что я давно не пишу и не приезжаю, обещав быть на второй неделе после пасхи. Представьте себе, уже более двух месяцев тому назад я подал рапорт*, и целый месяц меня уверяют, что я получу отпуск через несколько дней, а его нет и до сих пор. Позавчера подал вторичный рапорт и думаю, что смогу уехать не позже, как через неделю; значит, через две недели я буду у вас в Ясном; в Москве собираюсь пробыть несколько дней и съездить к Троице*. Не сумею выразить, как неприятна мне эта задержка; начинается лучшая пора лета, а я принужден ее проводить здесь. Я кончил своих «Гусаров» (повесть) и ничего нового не начал, да и Тургенев уехал, которого я чувствую теперь, что очень полюбил, несмотря на то, что мы всё ссорились*. Так что мне бывает ужасно скучно. Во всяком случае, до свиданья, дорогая тетенька, и напишите мне несколько слов, где вы? Как поживают Машенька и братья?

Лев.

55. M. H. Толстой

1856 г. Июня 5. Ясная Поляна.

Посылаю тебе фортепьяно, пришли мне рояль и «Дон-Жуана»*, как ты обещала, и еще что-нибудь из бетховенских или моцартовских вещей, которые, может быть, тебе не нужны. Да еще я помню, что проездом с Кавказа или из Крыма я оставил у тебя мое старое писанье*, ежели оно действительно у тебя, то пришли его мне. Я слова своего не изменю и после петрова дня приеду, но не лучше ли бы вам вздумать и приехать ко мне теперь на несколько дней, а потом опять можно. В Ясном до того хорошо, что невозможно выехать. Купанье на реке отличное, я только что оттуда приехал. Я бы тебе тоже устроил там купальню. Подумайте. Может, и Иван Сергеевич тоже с вами приедет?* Тетенька и я целуем всех вас и не отчаиваемся, что вы приедете.

Вареньке скажи от меня Уаааа! А Николеньке скажи Уииии! а преступнице скажи Уууу — а!*

Пожалуйста, до скорого свиданья. Дело мое с мужиками идет плохо*, тем более, я не могу уехать. Я приехал домой в 4 часа утра, все спали, и я, усевшись на балкон, прочел пушкинского «Дон-Жуана» и до того был в восторге, что хотел тотчас писать Тургеневу об своем впечатлении.

Целую тебя. Твой брат

гр. Л. Толстой.

5 июня.

56. H. A. Некрасову и И. Ф. Горбунову

1856 г. Июня 12. Тула.

Николай Алексеевич!

Это письмо назначалось Горбунову, но вышло удобнее адресовать его вам. Этим объясняется следующее.

Ужасно вам благодарен, и совестно мне перед вами, любезный Горбунчик, за хлопоты, которые я нечаянно навалил на вас. Сделайте вот как: ежели Иславин не явится, сдайте квартиру, заплатите за то время, которое она была за мной, и мебель перевезите куда-нибудь, хоть в залог на это время, или куда-нибудь к знакомому. Пишу вам не из деревни, а из Тулы, где получил ваше письмо* и где денег у меня нет, но я следующей почтой вышлю 50 р. * Сапоги вышлите. За границу я до октября не поеду*. В деревне прелестно. Приезжайте ко мне.

Ваш гр. Л. Толстой.

12 июня.

* или попрошу Некрасова ссудить мне.

На обороте:

Второй поллистик передайте Некрасову.

Второй листок:

Во-первых, непременно ответьте мне хоть строчку, потому что главная цель моего письма знать про вас. Как ваша болезнь и едете ли вы и когда?* Живете вы в городе или на даче? Продолжаете ли вы играть и, потягиваясь, посмеиваться и находить, что «чего вам еще желать, лекарства довольно…», и писали ли и пишете ли?* — Я, уехав от вас, провел дней 10 в Москве очень хорошо, потом почти прямо поехал к сестре и к Тургеневу*. Его надо показывать в деревне. Он там совсем другой, более мне близкий, хороший человек. У них пробыл с недельку и, ежели бы не мои дела с крестьянами, никогда бы не уехал. Дела мои с крестьянами так пошли плохо, что я до октября не еду за границу. Можете вообразить, что слова государя об освобождении* с разными пополнениями и украшениями дошли [до] них и с смутным их понятием о том, кому принадлежит помещичья земля, делает то, что они не приняли моих самых выгодных предложений, под предлогом того, что их старики подписок не делали и они не хотят. Уж поговорю я с славянофилами о величии и святости сходки, мира. Ерунда самая нелепая. Я Вам покажу когда-нибудь протоколы сходок, которые я записывал?* Ну поэтому мне у себя не совсем хорошо. Дело не удалось, и от писанья меня отбило, так что я еще ни за что не принимался. На беду еще 4 дня тому назад устроил я у себя гимнастику, да не совсем ловко стал прыгать и свихнул себе поясницу, так что насилу хожу и приехал нынче в Тулу советоваться с докторами. У меня с моей квартирой и мебелью произошла путаница страшная. Помогите мне, пожалуйста, ваш Василий* все устроит, и ссудите рублей 50 денег. Я счетов с вами путать не хочу и с следующей почтой их вышлю. Прощайте. От души обнимаю вас.